Понятие эстетической автономии

Понятие эстетической автономии было неразрывно связано с дифференциацией как буржуазной субъективности, так и культурной продукции по ее техническим и процессуальным характеристикам, эта дифференциация вела в конечном итоге к модернистскому кредо специфичности медиума. Поэтому автономия неизменно служила основополагающим понятием европейского модернизма в первые полвека его истории. Зародившись в программе «искусства для искусства» (Теофиль Готье) и в концепции живописи как проекта самоосмысления восприятия (Эдуард Мане), эстетика автономии достигла полного выражения в 1880-х годах в поэтике Стефана Малларме. Эстетизм, понимавший произведение искусства как самодостаточный и авторефлексивный опыт (Вальтер Беньямин назвал такое представление типичной для XIX века теологией искусства), породил в формалистской мысли начала XX века подобные концепции, которые позже усилиями критиков и историков этого направления превратились в догмат авторефлексивности живописи.

Среди вариантов этой доксы — суждения Роджера Фрая о постимпрессионизме, в частности о творчестве Поля Сезанна, неокантианская теория аналитического кубизма Даниэля-Анри Канвейлера и, наконец, работы Клемента Гринберга ( 1909-1994) послевоенного периода. Однако всякая попытка превратить автономию в трансисторическую или даже онтологическую предпосылку эстетического опыта в корне проблематична. Это становится очевидным, если обратить внимание на тот исторический факт, что само формирование концепции эстетической автономии имело отнюдь не автономный характер. Эстетика автономии определялась общим контекстом философии Просвещения (в ее основу легла концепция эстетической незаинтересованности Иммануила Канта [1724-1804]), которая решительно сопротивлялась неумолимой инструментализации опыта, наметившейся с усилением торгово-капиталистического класса.

Работаете на предприятии с повышенной пожарной опасностью? Тогда вам необходимо пройти обучение пожарно техническому минимуму. Полученные знания и навыки обеспечат безопасность каждодневного труда.

В поле культурной репрезентации триумф автономии освободил языковые и художественные практики от мифологической и религиозной подкладки и вместе с тем вывел их из политического рабства и экономической зависимости, которые поддерживались системой покровительства, осуществлявшей жесткий контроль в духе феодального патроната. Но хотя зарождению культа автономии способствовала эмансипация буржуазной субъективности от аристократической и религиозной гегемонии, теократические и иерархические структуры патроната рассматривались им как реально существующие. Поэтому модернистская эстетика автономии формировала такую социальную и субъективную сферу, внутри которой оппозиция совокупности заинтересованных практик и инструментализированных форм опыта могла выразиться в виде художественных актовоткрытого отрицания и отказа. Парадоксальным образом, однако, эти акты, противостоящие режиму тотальной инструментализации, одновременно подтверждали его, неизбежно выступая в качестве крайностей, исключений из универсального закона. Можно сформулировать этот парадокс так: эстетика автономии есть высокоинструментализированная форма неинструментализированного опыта в эпоху либерально-буржуазного капитализма.